— Пусть эти стены найдут верных защитниц среди тех, кто переступит этот порог после нас. — Талира повесила на крючок рядом с дверью перевязь с метательными ножами.

— Пусть в этих стенах найдется немного радости и веселья для тех, кто сменит нас. — В дар от себя я оставила свирель.

Когда-то и мы, едва переступив порог отведенной нам комнаты, нашли здесь подарки от тех, кого никогда не видели. Теперь оставляли незатейливые дары мы.

Наш путь лежал по узким лестницам глубоко под обитель, туда где били подземные ключи. Нам предстояло искупаться в семи водах, два горячих ключа, два холодных, один молочный, который так назывался за цвет воды. И два последних, с живой и с мертвой водой.

Живой ту воду называли за большое количество пузырьков, что поднимались на поверхность и лопались со звуком, напоминающим тихий шёпот. Словно сама вода разговаривала, от того и живая. А вот мёртвые воды напоминали тёмное, непроглядной зеркало. Ни движения, ни отблеска…

Там же нас должна ждать и наша одежда. Её готовили старшие. Мы без ошибок определили, где и для кого подготовлены вещи. Не узнать знаков и цветов собственных кланов было сложно.

— Забавно, — протянула Саяна. — Яромира у нас из Воронов, и в мужья ей достался Чёрный дракон. Талира из Ястребов, ей в пару Красный, а мой клан Совы, и иду я за Серебряного.

— Ну, хоть привычный цвет дома не менять! — ответила ей Талира, затягивая поверх красной нижней рубахи кожаный нагрудник.

Я уже успела натянуть на себя узкие чёрные штаны из плотной ткани. Говорят драконницы все в коже верхом ездят. Ну, удачи им! И отвара ромашки с чистотелом в помощь в борьбе с опрелостями. Заодно и мух отгонят, а то как вспотеешь в кожаных-то штанах, да дня три в седле… Любая свинья за свою примет.

Перетянула грудь мягким бинтом, чтоб не мешала, и зашнуровала высокие сапоги. Мягко провела рукой по чёрной ткани рубашки с оберёжной вышивкой по горлу, на груди и на манжетах. Знаю, чья работа. Сестра Лира расстаралась. Вон и камнями расшила. Жёлтый агат, яшма и сердолик.

От груди до талии меня перетягивал широкий пояс-корсет на шнуровке. Вроде украшение, но скользящий удар клинком легко выдержит. Голову и плечи укрыл тяжёлый дорожный плащ с кожаными нашивками, напоминающими кончики перьев.

Под глазами и на скулах легли рисунки, выведенные алой краской. Я, Яромира Ярославна Вран, княжна Ночных Воронов открыто говорю о своём имени и даре на пути к выбранному мужу!

А то, что знаков наших он наверняка не знает, так кто ж ему виноват? Я что, кроме того, что замуж за него иду, ещё и обучать его должна? А карту с тропами ко всем схронам ему не нарисовать?

С сумами через плечо мы пошли теперь уже на самый верх. Нас ждала самая высокая башня нашей обители. Заканчивалась она круглой площадкой с окнами-арками от самого пола и до крыши на все стороны света. Башня Восьми Ветров. Мы замерли перед тяжелой резной дверью.

— Вместе? — спросила я у подруг.

Те только молча положили свои руки поверх моей, сжимавшей ручку двери. Толкнули мы дверь вместе.

Совсем пустая каменная комната, продуваемая насквозь. Только в центре высокий постамент, на котором стоит резная каменная чаша. Свои сумки мы оставили в одной куче у входа и встали вокруг чаши. Чаша подернулась туманом, чьи клубы уже поднимались вверх, приглашая заглянуть в самое сокровенное, что было в нашей памяти, напомнить о важном.

Мы ещё несколько мгновений смотрели друг на друга, и только потом, почти одновременно опустили головы вниз, всматриваясь в только нам видимые картины.

Глава 4

Нежно-голубой полог слегка качается высоко над головой. Деревянные борта люльки закрывают от любых опасностей. Колыбель для меня отец вырезал сам. Брату было тринадцать зим, когда моя мать преподнесла в дар вернувшемуся с войны отцу моё рождение.

Её голос, напевающий колыбельные, кажется самым красивым звуком, что я только слышала. Второй ребёнок в одной семье это давно уже редкость.

Гаркар, что важно расхаживает по подоконнику и иногда заглядывает в люльку. Или одергивает сыновей. Старший, Тикар сидит на самом верху крепления полога и иногда взмахивает крыльями, раскачивая колыбель. А Рарк только недавно встал на крыло, ему тяжело ещё, поэтому он прижался к моему боку и прикрыл своим крылом мою ладошку, по-младенчески сжатую в кулачок. Мой личный клин, клановые птицы, нити жизни которых сплелись с моими в момент моего рождения.

— Ну, вот смотри! И, правда, девка! Что мне с ней делать? — недоволен тринадцатилетний брат. — Ни подраться, ни вина украсть. Эх! Не могли мне братана родить!

— Крааа, — соглашается с ним сидящий на его плече Серг, вран моего брата.

— Какая же она! Такое чудо! — мягко ведут по щеке огрубевшие пальцы отца. Высокого, беловолосого, как почти все птицы. — Я её возьму?

Мама задорно смеётся. Мой отец воин, вожак. А тут робеет, разрешения спрашивает. Поднимает из колыбели бережно…

Туман из чаши закрывает картинку, чтобы тут же смениться другой. Ярко-голубое небо, вишни в цвету, от аромата кружит голову. А я смеюсь, заливаюсь. Отец в простой рубахе подкидывает меня в небо. И со смехом ловит. А я всё пытаюсь взмахнуть руками, как крыльями и взлететь…

Тёмный большой зал, который кажется ещё темнее от принесённых вестей. Князь Ярослав и княгиня Марика погибли в последнем бою, и Андрас, не смотря на свои шестнадцать зим, принимает княжество и отцовский престол.

Дикий крик режет по ушам, и не сразу понятно, что это я. Цветная слюда из окон разлетается осколками, рамы хлопают о стены, с хрустом разбиваясь. И руки, крепко обнявшие. И голос, единственный родной, что ещё звучит рядом.

— Тише, тише сестрёнка! Мой воронёнок. Не время сейчас. Мы должны быть сильными, нам стольких нужно защитить! — говорит брат.

Наутро он покинет Вранов коготь и займёт место отца под стягами наших отрядов. А я буду пугать приставленных ко мне нянюшек, забираясь на конёк самого высокого поверха, где я ждала брата вплоть до его возращения. Сильного и смелого, несущего птицам победы на полях сражений.

С сурово сжатыми губами и горящими от гнева глазами, когда поймали отряд драконов, пробравшихся на наши земли и напавших на обоз с раненными. В день казни детей было велено запереть по домам. Но разве в свои пять я считала себя дитём? А высоты я не боялась никогда, и запертая дверь отлично заменялась окном.

Тогда я увидела брата другим, не знающим жалости и милосердия, мстящим живым за погибших. Острые шипы боевых когтей на его пальцах вспарывали глотки пленным над плахой. Юный князь лично свершил воздаяние.

Но я испугалась. И брат, сняв с ладони перчатку из пластинчатой брони и когтей, меня успокаивал. Даже в тот день он нашёл время для разговора, и присел рядом со мной на корточки, не смотря на стоящих повсюду людей. Андрас объяснял, что драконы, которых он казнил, совершили гадкое деяние, даже в отношении извечных врагов! Но мне бояться его не стоит.

— А если я совершу что-то очень и очень плохое? Если ты и на меня разозлишься до горящих глаз? Если в тот момент, война ещё тебя не отпустит? — тихо спрашиваю я.

— Это да, важное условие. — Демонстративно задумался брат, а потом снял со своей руки браслет из резных костяных пластин и, обернув дважды вокруг моего запястья, завязал. — Тогда вот держи, это будет мне напоминанием, что ту, что носит этот браслет, я должен защищать и оберегать, и что гневу рядом с ней нет места.

Я уже давно и забыла о тех словах, а просто носила браслет, как подарок брата.

Увидела я и первый свой день в обители. К восьми годам дар уже проявился в полную силу, и не вырывался всплесками, а сопровождал каждое моё действие. Андрас долго не хотел отправлять меня от себя, и только поняв, что, не умея владеть собой, я только больше мучаюсь, смирился.

Стены обители впечатлили. Словно высеченные умелой рукой устремлялись ввысь тонкие шпили башен, мощные стены окольцовывали обитель в три ряда, охраняя саму обитель, средний предел и нижний предел.